Интервью

Алексей Борисов. Нью-вейв, постпанк и свободная импровизация 

Фестиваль Arctic Open проходил при поддержке Президентского фонда культурных инициатив
беседовала — Анастасия Маслова
Музыка, в которой партнером выступает не текст, а картинка, видеоряд — это тренд эпохи визуалов. Докатилось это и до Севера. На саунд-лаборатории «Слушай Север» кинофестиваля Arctic Оpen композиторы создавали свои экспериментальные саундтреки к прямо здесь снятым фильмам. А мы тем временем, желая приблизиться к опыту прослушивания абстрактной современной электронщины, побеседовали с Алексеем Борисовым, нью-вейв- и индастриал-музыкантом, участником легендарной группы «Ночной проспект», одним из кураторов лаборатории.

Как вы считаете, что общего между кино и музыкой?

Мне кажется, музыка — это неотъемлемая часть современного кинематографа. Начиная с немых фильмов, музыка использовалась сначала как некий фон, затем превратилась в так называемый саундтрек. Мы не можем вспомнить ни один современный фильм, в котором не было бы музыки. С другой стороны, наше участие в кинофестивале Arctic Open носило довольно экспериментальный характер. У нас была саунд-лаборатория «Слушай Север», в ходе которой участники в первую очередь отталкивались от звука и музыки, а затем уже к ней прирастал некий видеоряд. Если говорить об электронной музыке, видеоряд, как правило, помогает и облегчает её восприятие.

Как пришла идея реализовать саунд-лабораторию, в которой соединились музыка и кино?

Скажу сразу — это не моя идея. Инициатором и автором идеи была руководитель фестиваля Тамара Статикова, а куратором стала режиссёр Ева Валиева. В чем смысл этой лаборатории: мы отобрали пять молодых композиторов из разных городов. 

Они изучали местный фольклор, записывали звуки окружающей среды, потом делали свои композиции. Позже видеооператоры снимали и монтировали видеоряд, который превращался в небольшой фильм.

Важно ли совпадение личных качеств композитора и оператора при создании идеального мультимедийного проекта?

В идеале, конечно, было бы хорошо, если бы они подходили друг другу как личности, как творческие единицы, но у нас была определенная интрига: пары оператор-композитор образовывались вслепую. Кураторы тянули жребий — и так участники находили друг друга. Сложно было предположить, как люди поведут себя в относительно экстремальной обстановке. Ребятам не создавались тепличные условия, им нужно было самим выбирать звуковую натуру, думать о концепции своей работы и пытаться адаптировать то, что они увидели и услышали за эти несколько дней, в своей композиции.

Как вы считаете, что же получилось?

Получилось очень даже хорошо, люди проявили настоящий энтузиазм в работе. Не было такого, что кто-то действовал спустя рукава или кому-то было неинтересно и неохота куда-то выдвигаться. Тем более что был ­декабрь, настоящий мороз. И композиторы, и операторы проявили себя с самой лучшей стороны. Люди не боялись трудностей. Выезжали на природу, много времени проводили на улице, постоянно что-то снимали и записывали. Надо сказать, что фильмы удались и потом были показаны на большом экране.

Как слушателю прийти к прослушиванию современной электронной музыки?

Просто со временем человек начинает открывать для себя новые стили и направления. Кто-то начинает увлекаться джазом, а кто-то открывает для себя более синтетическое электронное звучание. Оно может быть менее натуральным, но от этого не менее интересным. Естественно, потом человек начинает изучать смежные жанры и направления, начинает интересоваться саунд-артом, академическим авангардом, свободной импровизацией.

Электронная музыка — это всего лишь часть современной музыки. При этом до сих пор нет однозначного определения, что же такое экспериментальная музыка. Для кого-то этот термин вообще не имеет смысла, а кто-то не мыслит себя вне экспериментального процесса. Здесь всё очень субъективно и одно не исключает другого.

В какой обстановке это лучше делать — на концерте или прослушивать фоном?

Вы знаете, есть такое направление, как электроакустика, или акусматика, оно предполагает внимательное прослушивание в наушниках или в специальном акустическом пространстве с многоканальным звуком. Она предназначена не для танцпола или традиционного концерта. Если мы берем в расчет танцевальные направления, то же техно, то такую музыку лучше слушать громко, на качественной аппаратуре, чтобы прочувствовать энергетику, мощь звучания и испытать некую эйфорию. Понятно, что в домашних условиях она может показаться скучноватой или однообразной. С другой стороны, есть так называемая эмбиентная музыка, которая является музыкой среды, с другой стороны, она сама создает специфическую звуковую среду или атмосферу, в которую ты погружаешься.

Ее хорошо слушать дома или в чилаутных пространствах. Если брать в расчет экстремальную музыку, как  power electronics или noise, то слушать ее в наушниках может быть неприятно или даже опасно в какой-то степени, хотя при желании тоже можно. Слушая ее дома на приличной громкости, есть риск серьезно напрячь соседей. В данном случае такая музыка может звучать в галерейных пространствах, в рок-клубе или на танцполе. Электронная музыка может неплохо звучать в самых разных ситуациях, в отличие от камерной или академической музыки, которая не предназначена для клубных пространств. Мы можем взять, к примеру, фойе, супермаркеты, лифты, в которых часто звучит электронная музыка. Понятно, что более легкая и не слишком концептуальная, но тем не менее.

В каком направлении лично вам сейчас интересно двигаться в теме экспериментальной музыки?

Сейчас есть несколько направлений, которые я так или иначе осваиваю. С одной стороны, я использую довольно много приборов, нойз-генераторов, которые сделаны вручную. Например, был такой известный инженер Эдуард Срапинов, его творческий псевдоним — Папа Срапа, он, к сожалению, умер в прошлом году. Эдуард одним из первых начал собирать свои собственные инструменты. В основном это были мини-синтезаторы, генераторы звука, которые он использовал в своих концертах и записях. Потом начал делать приборы, которые люди начали покупать и коллекционировать. В моей коллекции тоже есть его инструменты. Помимо Эдуарда есть специалисты в Питере, Москве, Петрозаводске, которые создают уникальные электронные инструменты. Это одно направление, в котором я работаю, — использование так называемых кастомных приборов.

По-прежнему функционирует моя группа «Ночной проспект» в обновленном составе. Мы играем наши песни 80-х годов, делаем другие аранжировки, сочиняем что-то совсем новое. Мы по-прежнему сочетаем нью-вейв и постпанк с экспериментальными элементами, свободной импровизацией. Иногда я диджействую, играю разную фоновую музыку. Это может быть джаз, эмбиент, экспериментальная электроника, поп-авангард или что-то танцевальное.

Есть ли у вашего музыкального творчества какая-то миссия или цель?

У меня нет финальной цели стать суперпопулярным или записать хит, который займет первую строчку в хит-параде. Для меня важен прежде всего сам процесс. Я должен находиться в творческом общении, постоянно что-то записывать, играть, гастролировать. Это фактически и есть цель моего творчества. +