Иван Вырыпаев: Вертикальный мир — это прошлое

Поговорить хотелось бы даже не о кино, как ни странно, а о взаимоотношении провинции и столицы, жизни творческого человека вне главных культурных процессов. Как художнику, существующему в провинции стать успешным? Возможна ли самореализация на его малой родине?

Это очень важный вопрос. Мы понимаем с вами, что ответ очень глубокий и, возможно, очень опасный. Потому что мы не сможем не касаться политики. Глубина этого вопроса лежит в древности. Это связано с понятием центра. Вообще вертикальное управление и (управление в целом) как способ коммуникации. Квартира ближе к Кремлю стоит дороже, чем квартира в километре от Кремля, в 10 км — ещё дешевле и т. д. Так и в каждом городе. Приближение к губернатору, к начальнику стало самым важным. Мы всё время стараемся быть ближе к императору, к наместнику. Мы всё время в этой системе. Это вообще ментальная психологическая конструкция нашего народа. Соответственно, так выстроены все коммуникации. На протяжении долгого времени Москва и Санкт-Петербург отличались от жизни остального Советского Союза.

Когда я маленьким приезжал из Иркутска в Москву, для меня это был просто шок. Помню, я зашел в Детский мир — и просто стоял и плакал. Потому что у нас ничего подобного даже близко не было. Это совершенно другой мир. Я же родом из Сибири, оттуда, куда когда-то люди приезжали в основном потому, что их наказали.

Эта система, в которой есть только один центр, абсолютно неэффективна в современном мире. Это является причиной всех проблем. Данная конструкция, может, какое-то время помогать удерживать власть. Но экономически она совершенно неэффективна. С развитием технологий, интернета, коммуникаций мы не можем жить в вертикальной системе. Это неестественно. Мы развиваемся. А вертикальный мир — это прошлое.

Для меня Москва — это в первую очередь театральная столица. Мы говорим: «О, московский актёр», «московский режиссер». И, конечно, я уехал из Иркутска, потому что не было создано условий для работы. Если мы, и правда, являемся патриотами, хотим развивать страну, то нужно всеми силами перестраивать вертикальную систему в горизонтальную. Я думаю, что жители Владивостока мало отношения имеют к жителям Москвы. Только язык нас соединяет.

Эта вертикальность, наверное, скорее, скрепляет страну. Если дать волю, то это повод для распада империи.

Да, но факт остаётся фактом. Империи нет. Недаром администрация президента занимает в Москве несколько гектаров земли. Она руководит всем в стране, а это же огромный труд, направленный на поддержание вертикали. А что касается искусства, то если выстроить в ряд всех известных актеров, художников, режиссеров, то мы увидим, что почти все приезжие. Но если бы где-нибудь в Саратове была бы своя киноиндустрия, то, может быть, Евгений Миронов и сейчас бы там работал и был «известным саратовским актером», что было бы не менее престижно. В Иркутске сейчас налаживается киноиндустрия, которая показывает своей аудитории проекты, и, например, в Иркутске мои фильмы посмотрели в кинотеатрах меньше людей, чем их фильмы.

А вы звезда в Иркутске?

Я вроде как уважаемый гражданин. Портреты мои где-то там висят. Но в Иркутском академическом театре мои пьесы не ставят. Слышал, что директор театра меня лично не любит, а он там уже сорок лет в этом кресле, и он один решает, какие авторы и какие режиссеры будут допущены до сцены.

Вы сейчас живёте в Варшаве. Мне кажется, что в европейском контексте Польша тоже провинция. У вас это, наверное, ­сохранилось — оставаться в провинции? Вы же не переехали в Нью-Йорк или Лондон — театральные столицы мира.

Я действительно провинциал. Когда я летаю в города России и выхожу из самолета, у меня есть чувство: «я дома». Москву я не полюбил, не прижился, хоть и продолжаю там работать. В Европе стараются провинциальность размывать. Я вижу это каждый день. Дороги, торговля, бизнес и искусство, не важно. Идея ЕС — это построение глобального мира. Но при четком сохранении и уважении маленьких суверенитетов. У каждого региона своя изюминка, в одном регионе вкусное пиво, в другом — театральный фестиваль, в третьем — потрясающий музей и т. д.

Если ты делаешь то, что хочешь делать, то, что ты чувствуешь, а это востребовано другими, да и плюс еще тебе за это платят неплохие деньги, то это вот и можно назвать «успешность»

Ваша первая пьеса «Сны» отображала проблемы 90-х. Есть две распространенных идеи: это период разгула бандитизма, олигархов, развала страны и нищеты. И это свобода, где развивалась культура, глоток свежего воздуха, рождалось новое искусство. Сейчас в России застой. Справедливо?

Система рухнула не только потому, что её развалила какая-то внешняя сила, Америка, например. Рухнула потому, что была несостоятельная экономическая модель. И не может быть, чтобы в течение двух, трёх, четырёх, пяти лет взяли и построили новую страну. Кто-то начал воровать, полстраны разворовали. И бандитизм, конечно, начал появляться. Я эти годы хорошо помню, как раз театральное училище оканчивал. Революционные реформы всегда болезненны, всегда не устраивают многих, больно бьют по слабым, менее защищенным. Фамилии Чубайс, Гайдар сейчас просто проклинают. Но кто-то должен был сделать эту работу. Мы должны были пройти через капитализм, но не прошли. Дальше Россия испугалась реформ и пошла по пути модернизирования советской системы. Что в первые годы удавалось. Нефть тогда всё решала. И когда пришел Владимир Путин, он вроде бы навёл порядок. А на самом деле, он реконструировал ­советскую ­систему, чуть переделав ее на рыночный ­манер. Жаль, что мы не прошли трудный капиталистический путь. Нефть подвела. Но этот путь неизбежно придется пройти. Невозможно от этого уйти. Пока не развяжешь узел проблем, они будут с тобой. Что касается искусства, то 90-е были плодотворны благодаря свободе. Качество искусства сейчас намного выше, чем было тогда. Сейчас фильмы снимаются качественней, интересней. Я не беру легенды типа «Брат».

Возврат к цензуре, безусловно, очевиден, но к сожалению, сейчас цензура не политическая, а религиозная. В спектакле ты можешь говорить про Путина все что хочешь, но не про Магомеда или Патриарха. А почему? Потому что власть пошла на сделку с религией, т. к. она гарантирует какую-то стабильность в обществе. Мне кажется, что это ошибка. Идея патриотизма слаба без мистической составляющей. Нужно, чтобы не просто вокруг флага люди собрались, но и вокруг Бога. И поэтому эта часть вошла в цензуру. Это вполне закономерный шаг в такой системе. Так же, как в СССР на Ленина нельзя было покушаться. Суть одна и та же.

Каков ваш критерий успешности? Вы довольны собой?

Успешность означает, что то, что делаешь, востребовано другими. Ну а если ты делаешь то, что хочешь делать, то, что ты чувствуешь, а это востребовано другими, да и плюс еще тебе за это платят неплохие деньги, то это вот и можно назвать «успешность». Но ведь все зависит от цели, которую преследует человек. Просто для меня «успешность» уже давно не является целью в жизни. Я ценю ее, потому что так легче жить в бытовом смысле. Но моя жизнь подчинена совсем другому поиску. Я иду туда, где карьера и деньги не имеют никакого значения. «Таков путь», — как сказал герой моего любимого сериала «Мандалорец».

Рефлексия 2020 года. Вы удаленно руководите OkkoТеатром. Это новая жизнь, новый опыт, который даже невозможно было представить еще совсем недавно.

Стоит сказать, что Оkko Театр — это все-таки наполовину онлайн-театр, так что мы работаем в интернете. Сотрудников всего пять человек, а работы очень много, и мы еле-еле справляемся. И тем не менее, недавно мы сняли фильм UFO про людей, которые общались с инопланетянами. В проекте заняты прекрасные актеры. Вы можете это посмотреть на Оkko. Но мы все ждем, конечно, когда откроется сцена. Я уверен, что пандемия скоро закончится и ситуация поменяется. Но какие-то штуки останутся. Например онлайн-общение, это просто удобно. Пример: наше с вами интервью не получилось бы, не будь мессенджеров. +