Профи

Кукольники – это педиатры среди артистов

автор — елена антушева
фото из архива автора
Быть счастливым — желание каждого человека. Однако, в понятие счастья умещается столько условий, что не хватит пальцев на обеих руках. И все же одно из самых важных — выбор призвания, пути, того, чему ты посвящаешь себя, иначе говоря, профессии, а еще проще — работы. Елена Антушева выбрала поначалу профессию педиатра — детского доктора, но потом поняла, что лечить она хочет не тело, а душу, и стала артистом кукольного театра.

Вопрос профессии для меня особенный, потому что отношения с этим делом у меня всегда были сложными.

Я поступила в СГМУ на педиатрический факультет, потому что хотела получить настоящую профессию, а ещё — потому что мне хотелось возиться и играть с детьми. И отчасти по семейной традиции. При этом реального представления о медицине у меня не было — я больше знала её по приключенческим книгам, и выглядела она там очень романтично.

Реальность, конечно, оказалась совсем другой. Я боялась морфокорпуса, не могла взять в руки череп, не говоря уже о сердце на подносе. Пришлось заставлять себя, но так до конца и не получилось — с первого курса меня мучили неврозы и панические атаки, доходящие до абсурда. Было ощущение, что со мной что-то не так — почему все могут, а я нет?

Воображение включалось постоянно и не к месту — в каждой ситуационной задаче мне виделась история — что это за «мальчик К., поступивший в больницу с жалобами на боль в животе»? Как его зовут — Коля или Костя? Он поступил с мамой? Плакал или терпел?

Свои неврозы и своя психосоматика заставляли присматриваться и к детским диагнозам. ВСД, астма, артериальная гипертензия… Иногда и диагноз-то толком не поставить — непонятная клиника «по типу ВСД». В учебниках писали «мультифакторное заболевание», «психологический компонент», «стресс»… При общении выяснялось, что многие мои пациенты тяжело переживали разводы родителей, трудности в школе, детские страхи. Но всё это не шифруется по МКБ, и в справочнике «Видаль» нет от этого лекарства.

Я много думала об арт-терапии, сказкотерапии. С первого курса СГМУ моим отдыхом и утешением был театр, где я занималась. А на шестом курсе резко пришло понимание — да, я хочу стать артистом театра кукол, профессионалом. Научиться работать так, чтобы те, кто смотрят на меня, тоже учились играть, проживать и отпускать свои страхи. И становиться счастливее. Потому что в мире мало радости, и надо увеличивать её всеми доступными способами, тогда, может, и болеть все станут меньше.

Кукольники — это своего рода педиатры среди артистов. Потому что тоже многопрофильные — кукольник может работать и с куклой и без, а вот артист драмы с куклой работать не умеет. Меня всегда радовало это сравнение.

Сейчас я окончила Санкт-Петербургскую академию театрального искусства и работаю в театре кукол. Это тоже не такая блестящая профессия, как кажется — я проехала с выездными спектаклями все городские окраины: Сульфат, Цигломень, Бревенник, Затон, Краснофлотский… Доводилось играть и в колонии для несовершеннолетних, и в детском психиатрическом отделении, и в ОДКБ. Это такая же профессия, как все остальные, не лучше и не хуже. Разница лишь в том, что я её очень люблю. Когда дети после спектакля гладят наших кукол и говорят «До свиданья, кошечка, до свиданья, собачка, приезжайте к нам ещё!», уходит вся усталость.

Есть категория людей, которые знают меня только как артиста и даже не подозревают о моём «медицинском» анамнезе. Я не считаю возможным этим хвастать или называть себя «врачом» — ведь я ни дня не работала по специальности в привычном смысле этого слова. Но я горжусь тем, что этот анамнез у меня есть. Горжусь своими однокурсниками — всеми — и теми, кто уже стал заведующими отделениями, и хирургами, и неонатологами, и теми, кто работает на передовой — участковыми терапевтами и педиатрами, и на скорой. И я очень радуюсь, когда мои знакомые врачи приходят ко мне в театр — с детьми или сами. Я горжусь своими преподавателями — теми, кто научил меня работать и не сдаваться, и честно собирать данные. Теми, кто научил меня тому, что значит «любить людей». И теми, кто верил, что «радость и счастье тоже лечат».

Теперь я понимаю, что профессия — это не то, что прописано в дипломе, а то, куда ты это применяешь. Да, я уже не помню дозировок и схем лечения. Но я помню то страшное и тяжёлое, что видела. И я знаю, что такое плохо. Это уже никуда не денется. Когда-то на секционном курсе преподаватель нам сказал — «вы не представляете, насколько человек хрупок» — и одним движением вскрыл трупу грудину. Такое не забывается. А когда знаешь об этой хрупкости, относишься ко всему по-другому — и всегда будешь.

Многие сейчас спрашивают меня: «Как ты ушла из медицины? И тебе не жалко?» Чаще всего это интересует театралов и прочих далёких от врачебного дела людей. Иногда они идут дальше и говорят, что я «не имела права бросать такую благородную профессию» и даже, что «государство потратило на тебя деньги». Но я знаю, что я её не бросала. Я продолжаю ею заниматься — только немного по-другому. +