Юрий Барашков
Беседовал — Евгений Тенетов
Фото — Екатерина Чащина
Тенетов: Юрий Анатольевич, вы известны любому жителю города как специалист по Архангельску, по его культуре и стилю. Что для вас город: дома или люди?
Барашков: На сегодняшний день — люди, а всю жизнь были дома. Это само приходит: понимание того, что главная ценность в городе не архитектура, а люди.
Тенетов: А как вы определяете человека города? Как он должен себя вести? Какие манеры, какой стиль?
Барашков: Всё субъективно, и на ваш вопрос я могу ответить, что этот человек должен быть таким, как я. То есть родиться в этом городе и жить в нём. Ну и при осмысленном отношении к городу понимать его перспективы.
Тенетов: Важно на одном месте прожить долго, получается так?
Барашков: Конечно. Особенно в профессии архитектора важно понимание города, его духа. Приезжему архитектору время требуется, чтобы быть полезным этому городу. У того, кто с рождения тут, это всё уже есть.
Тенетов: Город, можно сказать, менялся на ваших глазах. Как это происходило?
Барашков: Во-первых, я родился и рос, когда Архангельск был исключительно деревянным городом. Это был самый большой деревянный город в мире. Сегодня он ушёл, его больше нет. Появилась сталинская архитектура, это были единичные здания, поскольку страна ещё не набрала обороты в массовом строительстве и реализации новой архитектуры, поэтому эти здания с колоннами были как островки. Деревянный город продолжался и проживал свой век преимущественно до 70-ых. Он уходил, у меня на глазах сносили замечательные купеческие особняки. В это время я только начинал свою профессиональную деятельность. Тогда мы радовались панельным домам, что есть отдельный санузел и горячая вода.
Тенетов: А как так получилось, что в каких-то городах Севера и Центра России исторический центр сохранился почти не тронутым, а у нас нет?
Барашков: У Архангельска особая судьба. Может, он не очень приметный для иностранцев, может показаться неинтересным. Север не сохранил свою старину, и главная причина — 20-е и 30-е годы. Область в те годы стала источником валюты для страны: нужны были деньги, а самый главный ценный ресурс — северные леса. Сталин проводил жесткую политику в этом плане. С этой целью была перекроена карта региона, был создан Северный край, куда вошла Архангельская область, Вологодская, Кировская. Архангельск стал северной столицей, поэтому надо было срочно обновить город. Появился передовой в том времени советский конструктивизм. Это и здание АЛТИ, и почта, и театр и так далее. Церкви были снесены. Город утратил православно-христианский облик. На сегодняшний день все конструктивистские здания переделаны. А вот почта — редкий случай сохранившегося конструктивизма в Архангельске. Здесь мой большой упрёк архитекторам, которые занимаются переделками, культуру надо сохранять. В частности, театр конструктивистский очень изуродовали, лишив его стиля. Вот если бы Архангельск сохранил конструктивистские наработки, то был бы сегодня в архитектурном отношении более интересен. Единственное, он сохранил дворовые фасады Гостиных дворов. Набережные фасады полностью переделаны, а вот дворовые, какими были сделаны в XVII веке, сохранились до наших дней. Это редчайший случай в Архангельске.
Тенетов: То есть нужно обязательно понимание и знание прошлого города?
Барашков: Да. Вот кладбище имеет большое значение для понимания истории города. К сожалению, вандализм наш, кладбищенский, более яркий, чем архитектурный. Все снесено. Ведь Вологодское кладбище могло быть таким роскошным музеем, я помню, там стояла копия Александрийской колонны, но теперь её кто-то украл. Утешает только то, что люди, которые жили в Архангельске и много для него сделали, упокоились в этой земле. Вот это вот знание истории помогает комфортно чувствовать себя в городе, который может показаться кому-то посторонним.
Тенетов: Вернёмся к людям. Люди, с которыми у вас связан Архангельск, с кем вы прошли через многое, о ком бы вам хотелось рассказать?
Барашков: Валерий Степаненко — яхтсмен, участник трансатлантической регаты. Он поставил рекорд на яхте «Соловки». Он создан для того, чтобы кругосветки совершать. Он врач-психиатр, и это настораживает. Вот помните у Высоцкого: «И бродят многочисленные йоги — их, правда, очень трудно распознать»? Так вот таких людей много. И это хорошо! Эти люди странные, будто сами в себе. Виктор Панов, Владимир Резицкий — это духовность Архангельска. Всё держится на личностях. Виктор Панов уйдёт, и я не знаю, будет ли продолжать жить театр, потому что театр живёт на режиссёре. Архангельск подарил много выдающихся личностей. Здесь есть культура, она всегда была на Русском Севере. Вот взять хотя бы Татьяну Леванидову, моего корректора. Она гору свернёт за русский язык. Она уникальная, окончила только кулинарный техникум, но вот после неё, если она книгу твою отредактировала, можно ходить спокойно по городу, потому что после редакции ни одного прокола нет. И вот таких маленьких, но уникальных людей очень много у нас. Очень важно, чтобы город молодым людям что-то давал, отвечал им. Архангельск может ответить не совсем во многом, но он может стимулировать человека самому что-то начать. Я всё это вижу по студентам.
Тенетов: Море от нас потихоньку уходит, порт в еле живом состоянии. Как вам кажется, что стимулирует Архангельск быть «на семи ветрах»?
Барашков: Одна из мотиваций — наличие САФУ в Архангельске. Архангельск может стать университетским городом, но это надо постараться, конечно. Вот как Эдинбург в Шотландии — университетский город и административный, как Архангельск.
Дело в том, что у города есть главный элемент. Вот Архангельск долгое время был всесоюзной лесопилкой. Это ушло. Слава Богу, появилась тема университета. Вот теперь слово за преподавательским составом, чтобы он наработал нобелевских лауреатов. Иду вот вчера по коридору, и один студент говорит: «Я запомнил ваш термин «террор среды».
Тенетов: А что за «террор среды»?
Барашков: В русском деревянном зодчестве присутствует такое явление. Вот деревня, в которой я строю дом, а там уже стоят шесть домов, и они все одинаковые. Люди говорят: «Вот так надо строить!» Вот это очень трудно преодолеть. Это и называется «террор среды».
Тенетов: Раз уж заговорили про городскую среду, то вопрос такой: что такое для вас комфортная городская среда?
Барашков: Комфортная городская среда, прежде всего — в душе. Мне комфортно в этом городе жить, значит, эту комфортность должен я сам создать. Ещё важный фактор — любить город и жизнь. Я пресыщен этим состоянием и этим словом: я всё и всех люблю. Хотя по телевизору показывают, как у нас много кого плохого развелось, сколько кругом «нелюбви», но отношение моё это не меняет.
Тенетов: А что если, допустим, у нас ни одного человека нет в администрации, влюблённого в город?
Барашков: Такого не может быть. Они притворяются. Кстати, мне очень симпатичен мэр города. Молодой и энергичный. Открытый.
Тенетов: Вы же в конце 80-х годов были первым всенародно избранным депутатом Верховного Совета СССР. Расскажите о ваших впечатлениях.
Барашков: Это ярчайшая полоса в моей жизни. Это была одержимость. Повторюсь, Архангельск — особый город. Мы же тогда проголосовали за демократию. То время очень много дало и стране. Всё перевернуло. Это были позитивные перемены.
Тенетов: Сейчас есть такая тенденция, принято понимать, что перестройка — плохо.
Барашков: Глупости! Развал СССР — жуткая история, согласен. Но вот оказалось, что реалии такие. Сегодня Россия самостоятельна, мы как-то оправились после всех этих перемен. Я всё это переживал очень болезненно. Мне аббревиатура нравилась СССР (смеются). Сейчас мы самодостаточны, и я горжусь своей страной.