Виктор Меламед как читать картинку?
Виктор Меламед
В иллюстрации с 1997 года. Рисовал для двух десятков изданий, в настоящее время сотрудничает с New Yorker, «Коммерсант», Rolling Stone. Личный рекорд — сто картинок за неделю. В разное время работал рекламистом, книжным дизайнером, флеш-аниматором; перевел на русский два романа. Состоит секретарем товарищества иллюстраторов «Цех», объединяющего 70 русскоязычных художников из разных стран, спродюсировал более 20 коллективных проектов. C 2006-го курирует двухгодичный курс по иллюстрации в Британской высшей школе дизайна, а также зимние и летние интенсивные курсы. В 2010-м получил степень MA (Master of Arts) в университете Хартфордшира. Написал книгу «Машинерия портрета».
Виктор, школа русской, советской иллюстрации очень мощная, если говорить о мирискусниках, 20-ых годах: Лебедев, Конашевич, Митурич и так далее, много имен. Она изначально обозначила себя как экспериментальная. Понятно, что был период соцреализма, когда эксперимент не приветствовался, но, тем не менее, этот багаж советской иллюстрации, он как-то используется нынешними актуальными русскими иллюстраторами?
Вы упомянули Лебедева, если посмотреть на историю самого Лебедева, то его эксперименты не были использованы в советской школе иллюстрации, и все, что дал нам творческий всплеск начала века, быстро вернулось, грубо говоря, к Бенуа, вернулись к рисованию ангелочков и завитушек, облаков и этого всего. Правда в том, что западная графика знает Лебедева лучше, чем наша. Если мы посмотрим на историю западной графики, то окажется, что она впитала русский авангард гораздо эффективнее, чем мы, потому что мы до сих пор спорим, искусство ли «Черный квадрат». А во всем мире этот вопрос закрыт, это уже понятно, есть более интересные вопросы. Мне кажется, что искусство графики настолько богато и разнообразно, что вопрос не в том, как школы сейчас устроены, и мы уже можем работать с наследием всей мировой графики, и каждый художник выбирает себе тот набор авторов, который ему близок.
Это те самые плечи гигантов?
Да, те самые плечи гигантов. Иногда это не такие уж и гиганты, а просто наши коллеги, у которых мы подцепляем какие-то приемы, интерпретируем их, создаем свое. Я могу сказать, что для меня Май Митурич — это одно из важных имен в истории графики. С одной стороны, понятно, откуда у него ноги растут, с другой стороны, другого такого художника нет. Нельзя сказать, что есть школа, в которой было несколько Митуричей.
Другое важное для меня имя — это Пивоваров. Я большой поклонник длинного ряда имен русских графиков, но я как преподаватель не могу сказать: «давайте смотреть только на русских художников». Вернусь к тому, что Лебедев пророс своей генетикой в западную иллюстрацию сильнее, чем в российскую. И если в этом смысле мы хотим быть патриотами, когда мы смотрим на западных авторов, находить в них генетику русских художников, и необязательно это должны быть иллюстраторы.
Графика — это очень мощный инструмент, если ты увидел картинку, ты уже «развидеть» ее не сможешь
Мне кажется, что сейчас иллюстрация вышла на самостоятельный этап жизни. Часто иллюстратор делает книгу полностью. Он пишет сам текст и иллюстрацию, то есть книга воспринимается как единый арт-объект, текст и иллюстрация. Вот эта тенденция связана только с детской книгой или она будет развиваться?
По поводу самодостаточности иллюстрации вы правы, что это важная часть, но это не ново. Если мы посмотрим на историю последних лет, что сделано мировыми графиками, лучшая графика — это та, что живет своей жизнью. Лучшие книжки сделаны совместно автором и иллюстратором — это те книжки, где иллюстратор не воспроизводит текст книги, а когда он добавляет к нему новые измерения, новую интонацию. Почему существуют миллион графических интерпретаций «Алисы в стране чудес», потому что она позволяет создавать новые интонации и есть еще множество текстов, которые заслуживают это. Конечно, для иллюстратора очень часто это проблема написать текст самому. Мы этим сейчас занимаемся на курсе. Детская книга устроена именно так, мы должны придумать ее от начала и до конца. Если там не будет текста, отлично. Мы можем создавать книги без текста.
Есть такой термин «молчаливая книга» (silent book), когда все рассказывается на уровне графики. Мне кажется это важным с точки зрения изучения графического языка, потому что мы, рассказывая историю, в которой нет костыля текста, можем создавать вещи, которые совершенно по-другому устроены, чем мы привыкли. Многие мои любимые авторы могут свободно в этой форме работать. Если вы посмотрите на контекст современной иллюстрации, вы на сайтах не найдете текстов, к которым иллюстрации сделаны, потому что они не нужны, лучшие вещи — самодостаточны. Наоборот, интереснее вычитывать, о чем эта картинка, докапываться до того, что она комментирует, расшифровывать ее. С одной стороны, это часть игры, которая отвечает на вопрос, почему мы любим графику, потому что она создает для нас интеллектуальную игру, а с другой стороны, почему вообще продолжает существовать журнальная иллюстрация.
На самом деле, когда мы сталкиваемся с журнальной иллюстрацией, она выстреливает в нас всеми своими смыслами, соком впечатлений раньше, чем мы дошли до текста. Мы уже получили впечатление и дальше мы его сопоставляем с текстом, мы не забываем иллюстрацию. Графика — это очень мощный инструмент, если ты увидел картинку, ты уже «развидеть» ее не сможешь. В этом смысле мы недооцениваем силу графики, и отдельное мастерство состоит в том, чтобы ее усушивать, чтобы не давать себе пользоваться мощными простыми приемами. Отказываться от этой мощи ради более тонких и сложных каких-то ситуаций, на мой взгляд — это мастерство графика.
Насколько сейчас актуальна рукотворная иллюстрация, она вообще в моде?
Комиксы или иллюстрация, рукотворная или нерукотворная или искусство графики — это ложные дилеммы. Мы всегда находим вещь, которая находится ни там и ни сям, но если вы посмотрите на современную графику, очень часто исходно произведение начато карандашом, потом раскрашено в фотошопе, потом распечатано и помято и что-то еще происходит, и это процесс, который часто вовлекает несколько стадий, цифровых, ручных и так далее. Меня спрашивают: «У вас на курсе все ручками?» Говорю — да, включая 3D, видео, конечно, ручками. Просто ты берешь в руки планшет в какой-то момент, в какой-то момент берешь перо или карандаш. Поэтому грань между чистой цифрой и то, что называется ручками, ее просто нет. Если вы посмотрите мою книжку «111 портретов музыкантов», это все чистый фотошоп. Я как художник попал в ловушку этой профдеформации. То, что я сейчас делаю, я уже сделал серию офортов, была сейчас выставка в Берлине. И мне очень трудно дается переход, потому что фотошоп позволяет сильно погружаться, добиваться, дает очень долго прорабатывать форму, то, чего, грубо говоря, ластиком не добьешься — ты протрешь бумагу, какая бы она плотная ни была. Теперь я научился работать с формой и могу вносить в «ручную графику», но меня уже не устраивает та степень проработки, которая могла бы быть. Мне пришлось выкручиваться из той ловушки.
Я конструирую пространство. Мы на курсе занимаемся лепкой, у меня есть преподаватель скульптор, и мы только через лепку приходим к портрету, потому что это мощный инструмент. У нас есть лепка, коллаж, 3D-графика, векторная графика. Все эти инструменты дают свою моторику, механику мышления. Может, это не станет твоим любимым инструментом, ты не будешь им пользоваться, но если ты сходил в это мышление, оно обязательно обогатит твой любимый инструмент. В этом смысле мы перебираем разные подходы на курсе. Я всегда говорю, что обучение начинается после курса, потому что дальше человек остается наедине с инструментарием.
Большинство успешных иллюстраторов, которых я знаю, моего поколения или младше, они самоучки или люди, пришедшие из смежных профессий
Про обучение, про то, как реализуют себя художники-иллюстраторы. Я понимаю, что сейчас глобальный мир, интернет, фрилансеры и прочее. Необязательно говорить о том, как реализует себя художник здесь в России, но, тем не менее, есть какие-то такие удачные примеры?
Все мои лучшие студенты преподают. Поскольку те, кто может что-то зрителю предложить, может и студенту предложить. Это часто не связанные вещи, кому-то важно, чтобы процесс шел комфортно и уютно в собственной мастерской и т. д., но очень многие преподают. Я очень этим горжусь. Таня Иванкова — блестящий преподаватель, я готов ей курс в «Британке» завещать и отвалить, заниматься своими делами. Дело в том, что сейчас многие идут заниматься иллюстрацией, не чтобы найти себя в профессии, а чтобы обогатить свою жизнь. Мы ведь создаем новые процессы сами для себя. Часто шутят, что домохозяйки идут заниматься графикой, это нормально, это хорошо. Таким образом, мы создаем новые вещи, чем плотнее этот поток новой графики, тем больше шансов, что в ней зародится что-то новое и интересное, то есть количество переходит в качество.
Сейчас моя выпускница Алена Белякова -работает арт-директором сайта batenka.ru, она много работает с иллюстраторами, очень много имен возникло на фоне текстов, иллюстрируемых для сайта. Мы делаем с ней совместный живой проект. Конечно, там нет столько денег, сколько было в журнальной иллюстрации. Журнальная иллюстрация сейчас медленно подыхает. Я сам полжизни отдал журнальной иллюстрации, и мне важна эта культура и тактильность с журналом. Сейчас сложно выжить журналу, ему нужно жертвовать контентом ради рекламы. Я думаю, что постепенно это будет переходить в web, кроме каких-то гламурных роскошных журналов, которые как представительские объекты лежат где-то на столе.
Сейчас на большом подъеме print market, к сожалению, у нас в России нет культуры галерей, которые бы занимались фигуративной графикой, не концептуальной. На Западе, опять же, мы легко найдем художника, который сделал сегодня комикс, завтра журнальную иллюстрацию, а послезавтра в галерее выставку живописи свою открыл.
Кто основной покупатель иллюстрации? Это издательства или обычный обыватель?
Это разные люди. Понимаете, станковая графика — это отличная ниша между большой галерейной живописью и фотографиями, которые продаются в IKEA, это что-то доступное по цене, авторское. Это те вещи, которые рассчитаны на интерьер, эта задача не хуже других.
А где еще у нас в России готовят иллюстраторов — в Полиграфе?
Очень много где. В Полиграфе, в Строгановке есть искусство графики, в Питере в Академии Штиглица. Без лишней скромности могу сказать, что из всех этих заведений к нам приходили люди, наоборот, насколько я знаю, не было. Правда в том, что мы часто работаем именно с выпускниками художественных вузов, которые не знают, что с этим делать.
То есть человек выпустился из Академии художеств и приходит к Вам.
Был случай, когда человек пришел к нам с тремя художественными образованиями и только на моем курсе нашел работу, но это проблемно в большой косности этого образования, академичности. Большинство успешных иллюстраторов, которых я знаю, моего поколения или младше, они самоучки или люди, пришедшие из смежных профессий, которые связаны с обучением графике, но нет этой узкой колеи, в которую попадают студенты конкретного вуза. +