Эхо выстрела из тридцатого года
Евгений Тенетов – о новой книге про Маяковского
Дело в том, что почти сразу в обоих случаях причины самоубийства стали обрастать мифами и догадками самыми детективными и загадочными. В сознании обывателя, ну никак не укладывалось, что два таких «хороших парня», два «лучших» поэта страны так малодушно поступили. В смерти Есенина сразу обвинили его коллег — поэтов-имажинистов, а в особенности его лучшего друга Анатолия Мариенгофа. Почти сразу после похорон вышла статья «Казненный дегенератами», где упреки в адрес друзей поэта, если не убивших буквально, то, по крайней мере, споивших, ограбивших и сведших с ума, были вполне конкретны и адресны.
Похожая ситуация повторилась с Маяковским. Общественное мнение быстро обвинило во всех грехах чету Бриков — лучших друзей Маяковского на протяжении многих лет. Кстати, современники угадывали в смерти Маяковского чекистский след. Так, Ахматова рассказывала Лидии Чуковской: «Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами».
Как ни странно, очень быстро всеобщее горе и сочувствие сменились общественным порицанием, дескать, малодушие, гнилое декаденство и т. д. Ну как, согласитесь, можно строить социализм в «отдельно взятой стране», творить великие стройки, если два главных советских поэта — один крестьянский, другой рабочий — самоубийцы. Что за пример стойкости, крепости пролетарского духа они подают советским людям?
Несмотря на постановление СНК РСФСР «Об увековечении памяти тов. Вл. Вл. Маяковского», дело с задуманным Лилей Брик полным собранием сочинений Маяковского не двигалось с места годами, как будто что-то мешало. И только в 1935 году в ответ на письмо Лили Брик Сталину с просьбой помочь в том, чтобы: «растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворён», возникла знаменитая сталинская формула: «Маяковский был и остаётся лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». С этого момента начинается беспрецедентный официальный культ Маяковского. Хотя сам Сталин был традиционалистом в вопросах литературы и футуризм презирал, лучшей кандидатуры на звание «поэта советской эпохи», чем мертвый трибун, было не сыскать.
Ускоренное издание книг массовыми тиражами, организация дома-музея Маяковского, переименование Триумфальной площади в площадь Маяковского, выпуск портретов, включение произведений в школьные программы, словом, полная канонизация со всеми вытекающими. Борис Пастернак позже заметил: «Маяковского стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине».
Книга литературоведа Леонида Кациса, доктора филологических наук, профессора Института филологии и истории РГГУ, — это непредвзятая попытка взглянуть на самоубийство Маяковского со всех сторон, что очень непросто. Здесь представлены как достоверные исторические свидетельства, так и тенденциозные материалы 1950–1980 гг. Читатель должен сам сравнить и сделать вывод. Это одна из тех книг, которые не навязывают читателю заранее подготовленный вывод, скроенный под конкретную концепцию. Благодаря чему эта книга выглядит как настоящий документ эпохи, противоречивый и чрезвычайно парадоксальный, собственно как и весь ХХ век.
