Владимир Туров

Беседовал: Евгений Тенетов.
Фото: из архивов Владимира Турова, Виктора Мананкова и Александра Забрина
Мне надо, чтобы было современно, интересно

Владимир Туров, джазовый музыкант, пианист, постоянный участник джаз-группы «Архангельск» в 1970–1990-е годы, организатор джазовых фестивалей в Архангельске.



Владимир 
Туров в 70-е гг.

Владимир Казимирович, с чего, по вашему мнению, начался архангельский джаз, который уже, собственно, стал брендом города?

Я не знаю, с чего начался архангельский джаз, но я точно знаю, как он пришёл ко мне. Случайно в «Северном комсомольце» я прочитал объявление об открытии молодёжного кафе «Золотица», где играют джаз. Это был 1967 год. И я тогда подумал: «Ничего себе!» Я только слышал это слово «джаз» по радио в «Ночном эфире» — была такая программа для тех, кто не спит после полуночи. Я тогда подумал: «Наверное, туда мне никогда в жизни не попасть».

Вы уже играли на инструменте тогда?

Да, я играл в школе на контрабасе, у нас был маленький детский оркестрик. Я довольно неплохо пел, был солистом в пионерском хоре, пел советские песни. А слушал я исключительно советские пластинки — частушки, ну, максимум, песни Утёсова. Моему приятелю Сергею  Сараеву бог дал абсолютный слух, и он играл на баяне, на аккордеоне и даже на пианино, а для меня пианино — «тёмный лес». Я удивлялся, как пианист может попасть точно по клавишам, и такой волшебный звук идёт из рояля. Я всё время думал: «Неужели я когда-нибудь буду играть на таком инструменте?» — а Сараев мне говорит: «Да какие проблемы, Володя, вот это до, это ре». И мне показал гармонии, можно играть до мажор, вот тут — до минор. У нас был трубач, помню, он играл тему из фильма «Фантомас» — всего три ноты. И директор школы купила нам советскую ударную установку «Энгельс», Юданов называл её «Фридрих, Маркс и контрабас». И мы играли советские песни, я пел, и нас приглашали после торжественных мероприятий: «Сыграйте танцы для людей». 


Владимир Резицкий и Владимир Туров,
1992 г.

И вот однажды в этом же клубе, что играли мы, на афише было написано: «Концерт филармонического ансамбля „Золотица“, а потом танцы». И мы сидели и думали: «Неужели приедут эти ребята, которые играют в „Золотице“?» Приехал автобус, и оттуда вынесли неимоверной красоты барабаны, хромой человек вышел (это был Владимир Тарасов), а барабаны были французские, «Азба». И когда их несли, он всё время кричал: «Осторожнее!» А потом я узнал, что его друг-баянист из Северного хора собрал деньги суточные у всех в оркестре, чтобы купить эту установку. Там был Володя Попов, трубач, Резицкий — на саксофоне, тромбонист — фамилию не помню, на контрабасе играл Турыгин, а на фортепиано играл Толик Шубин. И они как шарахнули! А когда начал играть саксофонист, будто космос открылся! А потом вышел солист, он пел «Лайлу» в начале на итальянском, потом на русском, и зал бешено зааплодировал. А нам нужно было после них играть танцы. Мы вышли в какую-то комнату, сели, и я сказал: «Ребята, вы как хотите, а я после этого концерта играть не буду». И все сказали — мы тоже не будем. Вот это было моё первое знакомство с архангельским джазом.

Они играли джазовые пьесы?

Да, они играли джазовые пьесы, импровизировали. Я даже и не представлял тогда, что я потом буду играть в кафе «Золотица» и вместе с Резицким!

Как вы к Резицкому пришли? Как джаз-группа «Архангельск» образовалась?

В 1968 году ко мне подошёл преподаватель по контрабасу по фамилии Фридзон и сказал:

— Слушай, парень, ты хорошо поёшь. Хочешь зарабатывать? У тебя сколько стипендия?

— 30 рублей.

— Я тебе буду в месяц платить ещё 30. А ещё что-то умеешь?

— Ну, вот контрабас дёргаю.

— Во! Мне тем более это нужно. Ты будешь два раза в неделю дёргать контрабас, петь песни по выходным, и я тебе буду платить в месяц 30 рублей.

Мы начали выступать, учились. В кафе всегда было много народа. Чтобы туда попасть, надо было официантке заплатить рубль, чтобы она ящик или стул принесла со склада. Чтобы поставить бар в «Золотице», было заседание в горкоме партии. «Что это такое — бар? Это же обыкновенный империализм, американизм!» Но комсомольцы как-то уговорили. В Москве уже открывались кафе молодёжные, джаз играли, группа «Арсенал» была.


Архангельск в 1960–1970-х гг.

А кто от комсомола проталкивал это дело? Там были передовые ребята?

Во-первых, газета «Северный комсомолец», там Валера Аушев, потом Анатолий Ефремов — он был очень прогрессивный. И когда потом был секретарём обкома, он помогал нам фестивали делать. Архангельск был европейский город. Можно было запросто встретиться с секретарём обкома партии в трамвае и поговорить.

Получается, что вы начали играть в «Золотице», в оркестре при кафе?

Да, я начал играть. Но прошёл слух, что скоро приедет Резицкий и разгонит всех на хрен.

А Резицкий уже тогда был в авторитете?

Резицкий был всегда авторитетом, как я понял. И вот все ждали, когда приедет Резицкий. Мартыненко, «Тын», как называл его Юданов, сказал, что Петрович приехал и он вроде как сюда приедет сейчас. Все ждут, когда зайдёт Резицкий. И вдруг открывается дверь — и такое ощущение, что заходит солнце. Он же яркий, у него волосы рыжие, борода рыжая, глаза голубые, и такой свет от него. 

И я понял: да, действительно здесь всё изменится. 

Меня спрашивает:

— Ты че делаешь?

— Я вообще-то учусь, но так я пою и занимаюсь иногда на фортепиано.

— Тебе что нравится?

— Я хочу играть на рояле.

— Будешь. У нас будет лучший оркестр в Архангельске, в Советском Союзе и даже в мире!

Представляешь, он как сказал — в мире! А потом так и получилось.

И он мне сунул ноты какие-то сразу же. Это был 1969 или 1970 год…

Потом он дал мне записи, говорит:

— Колтрейна знаешь?

— Кто такой?

— Ты Колтрейна не знаешь?!

— Ну, я кое-что знаю, я слушаю там «Голос Америки», Армстронга, но Колтрейна не знаю.

— Ты послушай. Завтра будем играть Колтрейна. У тебя есть магнитофон?

— Есть.

У меня был магнитофон, я его целый день слушал, слушал.

И какое на вас впечатление в первый раз произвёл Колтрейн?

Как будто космос какой-то, понимаешь? И Резицкий меня спросил — наслушался? Он дал мне балладу, показал гармонию и как заиграл. Вообще такого звука в мире я не слышал. Я всегда говорил, что лучше Резицкого саксофонистов в Советском Союзе не было. Сейчас появился Алексей Круглов. Очень напоминает манеру Резицкого! Ну и потихоньку я начал играть, играть, и нас стали приглашать. Первым нас пригласил Гаврилов в Ярославль. Он услышал нас и сказал подготовить программу со своей темой: «Я вас приглашаю, но дорогу туда вы должны оплатить сами». И мы собрали деньги с зарплаты, с банкетов, со свадеб. Короче говоря, мы там сыграли, был первый успех.


Владимир 
Туров в 80-е гг.

Как появилось название группы? И почему «Архангельск»?

Однажды Резицкий спрашивает: «Как назовём наш коллектив?» Все начали предлагать: «Север», «Помор»… А «Поморы», кстати, уже были. А я по телевизору видел, что появилась джаз-группа Chicago. Я говорю: «Давайте назовём — джаз-группа „Архангельск“». Кто-то сказал: «Да как-то по-деревенски». Я говорю: «Привыкнут!» Во-первых, есть джаз-группа Chicago, во-вторых, привыкнут, а в третьих, мы будем прославлять наш город. Два города всего лишь есть, у которых есть Архангел Михаил — это Архангельск и Лос-Анджелес. И Резицкого это прибило: «Хорошо, давай назовём „Архангельск“». И потом нас везде на фестивалях называли архангелами.

И мы начали воспитывать свою публику — играть только авангард в первом отделении в ресторанах, а в субботу и воскресенье — традиционную. Резицкий делал снисхождение. Из «Золотицы» мы перешли играть в ресторан «Север» в новом Морском-речном вокзале.

Каким был первый состав «Архангельска»?

На басу — Сергей Щукин, на гитаре играл Володя Монастырёв, на барабанах играл Олег Юданов, я играл на фортепиано, на электрооргане, и Петрович — саксофон и флейта. Причём он прекрасно на флейте играл!

Расскажите немного о публике? Как посетители воспринимали ваше первое, импровизационное отделение?

Я же сидел за роялем, а во всех ресторанах пианисты принимали чаевые. Люди говорили: «Хватит уже разыгрываться! Давайте, начинайте петь».


Автограф Лео Фейгина 
на обложке пластинки группы «Архангельск»

А гастролировать когда начали?

Однажды в Архангельск приехал из Ленинграда Владимир Фейертаг, знаменитый популяризатор джаза, нас заметил и пригласил на фестиваль «Осенние ритмы». Первое отделение — оркестр Иосифа Вайнштейна, который уже на пластинках был, я слушал его, шикарный биг-бенд. Представляешь, целый биг-бенд, а после них мы свой авангард сыграли, и нам начали аплодировать! Очень хорошо принимали! В Ленинграде была наслушанная публика, особенно в джаз-клубе «Квадрат». 

Настоящие гастроли начались, когда мы в Архангельскую филармонию пришли. Хронологически первый концерт был в Ярославле, потом уже был Ленинград. В 1985 году вышла наша первая пластинка в Англии на Leo Records у Лео Фейгина. Резицкий пошёл показывать её везде — смотрите, о нас даже в Англии знают, а вы в филармонию не берёте. «А чего вас брать-то? С тем, что вы играете в ресторане?» И тогда Резицкий сделал просветительскую программу «Джаз от а до я». Он рассказывал, как зародился джаз, как началась новая музыка, а мы музыкой иллюстрировали его рассказ.

Позже мы перешли в ресторан «Юбилейный», где у нас начались встречи с творческими коллективами. «Машина Времени» в полном составе приходила нас слушать на репетиции. Ансамбль Моисеева — они садились и слушали нашу авангардную музыку. И ребята говорили: «Мы такого никогда не слышали, в Москве такого нет и не будет никогда». Были интересные проекты, помню, в 1984 году было совместное выступление джаз-группы «Архангельск» и ансамбля Покровского.


Группа «Архангельск» на 
гастролях в Риге, 
1985 г.

Откуда взялась его любовь к авангарду? И почему архангелогородцы Резицкий и Тарасов стали одними из первых авангардных музыкантов в СССР?

Почему именно архангелогородцы? Потому что Архангельск — портовый город, всё самое модное появлялось у нас почти сразу, в том числе и джазовые записи. Резицкий был очень глубоким, тонко чувствующим человеком. Куда бы мы ни приезжали, в Москву или Ленинград, Резицкий сразу тащил нас в музеи, показывал современное искусство. Он прекрасно разбирался в живописи. Отличал, что такое пуантилизм, что такое абстракционизм, знал по фамилиям имена всех авангардистов. Он покупал книги и заставлял нас смотреть, чтобы мы внимательно вникали в это. Фильмы Тарковского заставлял смотреть и обязательно обсуждать свои впечатления. Читать современные книги. Говорил, что мы должны мыслить совершенно другими категориями. Хватит уже этого совка! Когда мы выступали, люди боялись дышать, потому что знали — каждая нота, каждое движение что-то значит — это всё специальный сложный джазовый спектакль. Резицкий ненавидел лень. Он был трудяга, кроме всего прочего — очень честный и очень сложный человек.

Помню, как-то мы ездили в Одессу на международный джаз-фестиваль. Я туда отправил плакаты наши, сделанные филармонией, и договариваюсь с концертным отделом сделать ещё пару концертов. Мы приезжаем, а там — Владимир Тарасов, Толик Вапиров, солидный такой фестиваль. И потом нам говорят, что недалеко концерт, в городе Котовске. Мы приезжаем туда, а там летняя сцена, лавки из досок. Оказывается, на нас все билеты проданы. Я удивляюсь. Как проданы? На наш концерт? Он говорит, что полгода назад была Пугачёва, и я ваши билеты заодно продал. Резицкий в бешенстве: «Как ты мог смешать какую-то там поп-музыку и нас, как ты не уследил? Никто же не придёт!» Я прихожу к этому администратору, он сказал: «Ты не знаешь наших — если они купили, то приедут». И действительно, к вечеру был полный зал — 350–400 человек. Резицкий увидел это и сказал: «Играем джаз от а до я. Авангард здесь не пойдёт». Мы играем программу, народ аплодирует. Тут Резицкий ещё ламбаду заиграл, и зал начал танцевать. А администратор и говорит: «Я же говорил, что у вас всё будет хорошо». Возвращаясь к вопросу, надо сказать, что Архангельск же портовый город, здесь всегда через моряков появлялось всё модное и свежее. И, конечно, вместе с джинсами и нейлоновыми рубашками просачивались музыкальные пластинки. Всё это витало в воздухе. Так что в какой-то степени рождение в Архангельске авангардного джаза неслучайно.


Владимир Резицкий и Владимир Туров,
конец 1980-х гг.

Помните, как появился джазовый фестиваль?

Мы видели, как делали джазовые фестивали в Горьком, в Донецке, в Куйбышеве. Я предложил Петровичу сделать фестиваль в Архангельске. У нас есть аудитория, найдём спонсора. Я слышал, что в Германии есть фестиваль, называется Jazz Таgе (Джаз Таге), по-немецки — это «Дни джаза». Резицкий говорит: «Хорошо, давай напишем: „Пятница, суббота, воскресенье — Дни джаза“». Я говорю: «А в понедельник берём корабль и объявляем, что у нас есть джазовый корабль, кто хочет — присылайте заранее деньги». И ко мне начали приходить переводы из Москвы, из Ленинграда, из Прибалтики, со всех городов. Но оказывается, все ехали не только на джаз, но и посмотреть на Соловки. И там, конечно, джаз игрался целыми ночами, организовывались лаборатории. Иностранцы играли с нашими, создавались коллективы, которые потом продолжали играть вместе.

С 1982 года каждый год был фестиваль?

Каждый год! Уже потом я подружился с директором ЛДК им. Ленина Альбертом Эдгаровичем Сассом, и он нам очень помогал с фестивалем. Начали получать небольшую спонсорскую помощь. А когда началась перестройка, к нам уже был колоссальный интерес.


Автографы
на обложке пластинки группы «Архангельск»

Когда, допустим, выходила пластинка «Призраки старого города», вы получали с этого какие-то гонорары?

Нет. А зачем нам? Я выкупил эти пластинки, и мы начали брать их с собой за границу, продавали их на концертах, а на эти деньги покупали фирменные инструменты. Мы ночью записались в Таллине. Не платили ни за студию, ни звукорежиссёру. Записывались сразу начисто. Очень помог с записью эстонец Мати Бравор.

Композиции, которые вы играли, допустим, на «Призраках старого города» или в программе на концертах — это авторские композиции Резицкого? Расскажите, как музыка создавалась?

Это был очень сложный бульон, были куски из Джона Колтрейна, Майлза Дэвиса, ещё каких-то западных авторов. Всё это я должен был согласовывать с филармонией. Помню, мне звонят из Москвы и орут по телефону: «Туров, ты что сбрендил? Возьми в руки программу, которую ты послал. У тебя там США, ФРГ, Великобритания — это же весь блок НАТО! А Резицкий! Кто такой Резицкий?» Я говорю: «Это наш руководитель». «Вот пусть он напишет на нотах какую-нибудь тему и зафиксирует, а мы будем платить ему авторские, и чтобы никакого ФРГ!» Я Резицкому рассказал, а он: «И что я буду, по-твоему, записывать?» 

Петрович давал нам идеи, направления, а мы их воплощали. Допустим, мы играем, а он чувствует, что пошло у меня, и говорит: «Так, играет один Туров и контрабас, только дуо». Потом останавливает — хватит, теперь два ударных. Потом всех останавливает и один начинает играть. Всё создавалось здесь и сейчас. Как и должно быть в джазе.

Как начались первые международные контакты?

Началось с того, что Владимир Баташов привёз в Архангельск поляков — группу Walk Away. Они играли джаз-фанк. Конечно, успех был бешеный! Когда мы плыли с поляками на Соловки, пограничники нас до Мудьюга провожали, потому что иностранцев везли. Соловки тогда были погранзоной. К Соловкам только подъезжали, а там стояли вёдра с селёдкой, морошкой, клюквой, и гости всё это скупали. Помню, Баташов привёз австралийского музыканта, который играл на народном инструменте диджериду. Он приехал, мы сели на теплоход, и он открыл на морском вокзале чемодан и начал ловить на блесну рыбу. Я ему объяснил, что на Соловках рыба «вери гуд», а здесь грязная. Основной фестивальной площадкой был ДК моряков, а также теплоходы «Буковина» и «Татария», на которых участники фестиваля отправлялись на Соловки. В 1990-е годы искать спонсоров и партнёров становилось всё сложнее. Для Резицкого фестиваль стал делом жизни, и любую неудачу воспринимал как личную трагедию. К середине 1990-х джаз-группа «Архангельск» перестала существовать как цельный коллектив, каждый из нас пошёл своим путём.


Компакт-диск с записью
концерта группы «Архангельск» в Японии

Расскажите про программу «ГЛСНСТ» с вёдрами? О чём была эта идея?

Это же начало 1980-х, «Перестройка», «Ускорение», «Гласность» на всех заборах написано было! А «ГЛСНСТ» — гласность, но не до конца, без гласных. То есть всё гласно, но не совсем. И вёдра как бы обезличивали, как маска. Мы с этой программой даже в Японию ездили.

Про поездку в Японию расскажите?

Мы выступали по всей Японии. Первый концерт был в университете Токио — зал на 1500 человек. Проехали всю страну с севера на юг — Токио, Киото, Иокогама, Саппоро. Японцам нравился именно наш авангард. Мы были даже гостями фольклорного фестиваля в каком-то городе. Нас всегда после концертов принимали мэры городов. Фильм про нас раза три по главному японскому ТВ-каналу показывали. А один концерт был вообще уникальным. Мы приехали, а там гора, сцены нет. Каждому зрителю выдавался коврик и зонт. Однажды мы ночевали в буддийском монастыре, питались этой энергией, спали на циновках. 

Резицкий отмечал, что только в Японии у нас было такое тесное единение со зрителем. Он такого нигде в мире не встречал. Японцы медитировали вместе с нами. В Иокогаме мы играли два часа с лишним, и ни один человек не ушёл.

Расскажите про период, когда Резицкого не стало и вы продолжили «Дни джаза» и начали фестиваль «Апрельские тезисы».

Когда Резицкого не стало, я очень долго думал, как быть дальше, и решил: «А почему не я?» У него была идея, чтобы Архангельск был джазовым городом, городом современного джаза, где музыканты могут играть свою собственную аутентичную музыку. Потому что наша ауди­тория — это самое драгоценное, то, что нами воспитано. Директор АТК Яков Попаренко и один из руководителей фонда «Вольное Дело» Тамара Румянцева сказали: «Сделай Фонд развития джаза, мы войдём в попечители, будешь директором. Ты джазовая личность с именем. На твою фамилию будут реагировать правильно». Я хотел проводить линию, которую вёл Резицкий. И в принципе я этого добился. 

Я добился того, что даже американцы спрашивали, почему у нас такая аудитория. Я отвечал: шаг за шагом, 30 лет. Мне тогда помог очень Саша Сипягин, прекрасный трубач. Я позвонил ему в Америку и сказал, что продолжаю линию Резицкого. Мне надо, чтобы было современно, интересно. «Ты можешь уговорить оркестр Чарльза Мингуса приехать в Архангельск на фестиваль?» «Саша, у меня денег нет, но я могу свозить на Соловки!» И когда мне позвонили, что оркестр Мингуса едет, я даже не поверил. Приезжает толпа — оркестр Чарльза Мингуса. Они когда ударили первые аккорды, у меня даже сердце сжалось, и я подумал: «Петрович, я продолжаю твоё дело». Помню, Аркадий Шилклопер мне сказал: «Володька, если ты ещё оркестр ­Джорджа Брунса пригласишь, то тебе должны при жизни бюст в Архангельске поставить». 


Владимир Туров и Сергей Манукян, 
2000-е гг.

Ещё один фестиваль Фонда развития джаза — «Тёплые звуки Севера». Событие, направленное на развитие экокультурного туризма, было создано вместе с норвежским продюсером Харальдом Деволдом. После «Дней джаза 2007» в Тромсё, Норвегия, это был следующий совместный большой проект. Цель фестиваля — соединить природу Арктики и Севера, музыку, артистов и зрителей. Сделать это максимально дружественно для окружающей среды. С 2007 года состоялись три международных фестиваля на Соловках, Кий-острове и в Малых Корелах. 

В 2011 году при организационной, финансовой и консультационной поддержке прошёл первый джазовый фестиваль Arctic Jazz в Нарьян-Маре. «Апрельские тезисы» — проект новый для меня. Первый фестиваль прошёл в 2005 году, последний, шестой — в 2011 году. Я захотел, чтобы на сцене был только один авангард. Мне очень помогало городское управление культуры, они меня понимали. Ирина Викторовна Губина отстаивала бюджет на «Дни джаза» и «Апрельские тезисы». Всё-таки Резицкий всегда позиционировал Архангельск как город, где играют джазовый авангард, новую, актуальную музыку, экспериментируют. Я считаю, что важно продолжать развитие Архангельска как центра новой джазовой музыки и любых пограничных течений современной импровизации. Это, так сказать, наша «архангельская фишка».

Архангельск — портовый город. Вместе с джинсами и нейлоновыми рубашками просачивались музыкальные пластинки. Рождение в Архангельске авангардного джаза неслучайно