Андрей Кондаков

Андрей Кондаков — петербургский пианист, композитор, мастер импровизаций, арт-директор петербургского джаз-клуба JFC. Диапазон интересов Кондакова удивительно широк — от академического джаза, бразильской музыки до импровизационного авангарда. Музыкант выступал со многими выдающимися российскими и зарубежными музыкантами, среди которых — Пол Болленбек, Эрик Александер, Джим Ротонди, Чарнетт Моффетт, Марк Мёрфи, Дэвид Санчес, Джин Джексон, Сергей Манукян, Валерий Белинов, с такими вокалистами, как Бобби Макферрин, Дениз Перье, Джей Ди Уолтер, Майлз Гриффит, Напуа Дэвой, Джесси Джоунс, Ким Нелли, Крис Макналти. Важное место в творчестве Андрея Кондакова занимает работа в составе двух трио: трио с Владимиром Волковым и Гарием Багдасарьяном, а также трио Гайворонский — Кондаков — Волков. Андрей Кондаков — частый гость на архангельских джазовых площадках с начала 1990-х годов.

---

Андрей, расскажите, когда вы впервые услышали такое понятие «архангельский джаз»?

Я думаю, что здесь надо говорить в первую очередь о джаз-группе «Архангельск». Впервые я увидел их, что называется, «живьём» в Ленинграде на легендарном фестивале Владимира Фейертага «Осенние ритмы» в начале 1980-х годов. И я помню даже название композиции «Basam» — самба наоборот, или «Матрёна Кузминишна». Тогда у них было театрализованное шоу, они, как рыцари, с вёдрами на голове выходили на сцену. Это было очень ярко, необычно.

Проект назывался «ГЛСНСТ», т. е. гласность без гласных букв.

Да, это как раз было самое начало перестройки. Потом я встречал архангельских музыкантов в Польше на фестивале «Джаз джембори», где они выступали, а я ездил слушать Майлза Дэвиса, и там мы много общались с барабанщиком Олегом Юдановым. И уже позже я познакомился со всеми архангельскими музыкантами лично, когда я впервые попал в Архангельск на фестиваль «Дни джаза» в 1990 году уже в составе нашего квартета с гитаристом Андреем Рябовым. С нами играл то Борис Козлов — известный контрабасист, который сейчас в Америке играет со многими звёздами, включая Mingus Big Band, — то Виталий Соломонов. 

В Архангельск мы приехали в наш самый активный период, мы тогда много выступали за границей — на фестивалях в Швеции, Финляндии, Швейцарии, Германии. Там я вновь услышал ансамбль «Архангельск», и это был полный восторг! И поразила тогда, конечно, архангельская публика. Очень ощущалось это северное тепло, ­какое-то очень особенное, и, конечно, наслушанность, восприимчивость, открытость, музыкальная культура. До этого я прожил 10 лет в Петрозаводске, тоже достаточно северном городе в Карелии, но архангельское гостеприимство меня совершенно покорило. Видно было, что публика воспитана, знает, на что она приходит, что она хочет услышать, причём поразило именно то, что люди открыты для разных стилей и направлений, готовы слышать новое, необычное. Резицкий и ансамбль «Архангельск» исповедовали современную экспериментальную стилистику, стремились к поиску какого-то собственного языка музыкального, старались быть оригинальными. Собственно, действительно, на волне перестройки им удалось найти своё лицо. Именно благодаря этому они были желанными гостями на многих фестивалях в мире. И где-то в это же время я, человек, воспитанный на мейнстриме, в каком-то смысле на композиционной музыке Чика Кориа и Херби Хэнкока, начинаю интересоваться актуальной экспериментальной музыкой. У меня в этот период начинает меняться в голове отношение к современной музыкальной стилистике. Кроме того, я познакомился с моими будущими партнёрами — трубачём Славой Гайворонским и басистом Владимиром Волковым, которые в свою очередь активно сотрудничали с Владимиром Тарасовым, тоже, кстати, бывшим архангелогородцем.

Может быть, в какой-то степени джазовая атмосфера в Архангельске на меня повлияла. Здорово, когда ты не просто играешь музыку как талантливый имитатор, делаешь то, что делают тысячи других музыкантов, а находишься в каком-то непредсказуемом, свободном поле. И всё равно в этой музыке, в свободной импровизации есть ­какие-то свои рамки, правила, чувства стиля и вкуса, чувство меры. Всё это очень важно, потому что нет ничего страшнее не только плохого академического джаза, но и плохого фри-джаза. Это ужасно, когда музыканты выходят на сцену и просто издают случайные звуки, толком не понимая, что они хотят сказать. И вот в этом смысле пример — ансамбль «Архангельск». У Резицкого всё было выстроено, слаженно, чувствовалась какая-то концепция, ясность высказывания.

А какой-то опыт общения с Резицким случался личный?

Не скажу, что наши встречи были частыми. Конечно, мы встречались в Архангельске на фестивале, пересекались на фестивале в Вене, назывался он «Хорошие новости из России». Я там выступал вместе с Аркадием Шилклопером и Игорем Бутманом. Это были две разные программы. И с нами, кстати, играл Владимир Волков, контрабасист. А Владимир Резицкий выступал как раз в составе ансамбля «Московские композиторы». Туда входили все наши известные авангардисты, включая Славу Гайворонского и Володю Тарасова, а руководил лондонский пианист Владимир Миллер. Был ещё интересный проект на троих: «Владимир Трио» — Миллер, Резицкий и Тарасов. Я помню, мы сидели в номере у Славы Гайворонского как раз с Володей Резицким. Просто болтали, как-то хорошо проводили время. Это, пожалуй, последние мои воспоминания о Резицком.

Я знаю, что вы часто выступали в Архангельске и после ухода Резицкого в 2001 году, расскажите о наиболее ярких моментах.

Да, с Полом Болленбеком и с бразильским проектом, и, помню, были концерты с вокалистом Джеем Ди Уолтером, но это уже совсем недавно. Кстати, один из первых приездов был связан с архангельским гитаристом Юрой Силикиным, который позже перебрался в Петербург и был арт-директором здесь в одном из джаз-клубов. И вот он организовал концерт в Архангельске. Мы ездили тогда вместе с Владимиром Фейертагом. Как раз тот случай, когда я недооценил северные особенности Архангельска — очень большой контраст в сентябре между Питером и Архангельском, — было очень холодно. Один из последних таких ярких проектов, которые мы показывали в Архангельске, был квартет Treskatresk с Владимиром Волковым, Ула Асдал Рокконесом и Пером Оддвар Йохансеном. Сначала мы написали музыку для немого фильма «Третья мещанская» для кинофестиваля в Тромсё. Это стало началом нашего сотрудничества. Выяснилось, что мы не хотим останавливаться на этом, и здорово, что есть у Баренцева региона возможности поддерживать своих музыкантов и находить возможности приглашать норвежцев в Архангельск. Мы записали пластинку, и был концерт в Архангельске.

Когда говорят о фестивале «Дни джаза» в Архангельске периода Резицкого, все отмечают его оригинальность и отличие от других фестивалей в первую очередь потому, что это был чуть ли не единственный в стране фестиваль с явным уклоном в импровизационную, свободную музыку. И, конечно, все вспоминают морские поездки на Соловки. В этом была его «фишка». Как вам кажется, у современного архангельского фестиваля в чём главная «фишка»?

Самое важное, что подхватили дело Резицкого, взяли в свои руки. Володя Туров делал всё, что в его силах. Были интересные, живые фестивали, на одном из них мы играли по приглашению Турова с Гайворонским, Волковым, Чекасиным и Тарасовым. И я думаю, что всё-таки, благодаря тому что живы партнёры Резицкого — Дорофеев, Юданов, Ковалёв, Седовин, Клишин, — чувствуется на архангельском фестивале тенденция, связанная с современной стилистикой. С архангельскими музыкантами активно сотрудничают Алексей Круглов и многие другие музыканты. Все мы в каком-то смысле на связи и всегда рады друг друга видеть.

В чём специфика фестиваля? Да никуда не делось это тепло архангельское! И слава богу, что Тим Дорофеев оказался не только замечательным музыкантом, но и надёжным организатором, который взваливает на себя все эти усилия по регулярному проведению фестиваля. Здорово, что ему удалось открыть джаз-клуб в Архангельске! Это, конечно, очень непросто ему даётся, но клубная деятельность, я думаю, подпитывает устремление всех архангельских музыкантов. Потому что, кроме современной стилистики, в Архангельске всегда были музыканты, настроенные на волну мейнстрима, — пианисты Игорь Горьковой и Валентин Зеленов, саксофонист Виктор Хабаров, Анна Акимова, Алексей Питалов и многие другие. Это всё очень талантливые люди. Я просто дружу с многими архангельскими музыкантами. Это всегда большая радость, когда мы встречаемся. И опять повторюсь, это душевное тепло, мне кажется, — главное составляющее, что отличает всё, что связано с Архангельском. Это не значит, что в других местах люди лишены этого тепла, но в Архангельске это совершенно особое ощущение. Когда я туда попадаю, я чувствую себя очень комфортно. И кстати, наши западные друзья, в том числе и норвежцы, тот же Ула Рокконес из нашего проекта — он просто в восторге от Архангельска! Я не знаю, откуда это идёт, может, генетически заложено, в противовес этому суровому климату идёт какая-то отдача душевная.

А восприимчивость к джазу, как вы говорите, наслушанность — это, наверное, связано с морем, с моряками. Очень рано стали появляться у людей актуальные пластинки.

Возможно, да. Чувствуется, что люди в «теме», что они много что слушали. Я думаю, конечно, что сыграло роль и профессиональное образование, которое появилось начиная с 70-х годов в виде джазовых отделений. Всё-таки из Архангельска вышли такие известные в России музыканты, как Александр Гуреев, Андрей Зимовец, гитарист Николай Куликов, Андрей Шабашов, Александр Папий. Вам реально есть чем гордиться!

Я думаю, что регулярные джазовые фестивали во многом заложили интерес к джазу в Архангельске.

Да, поэтому здесь дело не в том, насколько большой город, сколько там в нём миллионов человек, а самоощущение непровинциальности. Это в Архангельске ощущается. Кстати, Петрозаводск тоже не очень провинциальный город, там сильны влияния фольклора.

Когда в Норвегии попадаешь в эти небольшие города, вот как в Тромсё, о котором я говорил, там ты тоже ощущаешь, что город не провинциальный.

Однако, я вспоминаю, насколько Резицкому было непросто с публикой, когда он привозил трудновоспринимаемых обывателем музыкантов. Помню концерт японцев. И у меня было такое ощущение, что на сцене людей было больше, чем в зале. Зрители медленно «переползли» в буфет. Владимир Петрович забегает и кричит: «Мужики, давайте в зал возвращайтесь, знали бы вы, чего мне стоило их из Японии привезти!» И чуть ли не каждого за руку заводил в зал.

Конечно, он воспитывал публику и очень об этом переживал. По своей сути он был просветителем, первопроходцем. Я подозреваю, что и среди архангельских музыкантов не все хотели идти в ногу со временем, с Резицким. И может быть, в противовес развивалось движение мейнстрима. Но всё равно какое-то влияние это оказывало. Мы в нашем клубе JFC, который возник в середине 1990-х, в какой-то степени умудрились примирить все направления, т. е. музыканты, которые играли мейнстрим, с любопытством стали ходить на концерты того же Волкова и Ганелина и наоборот. И сейчас это уже всё мирно сосуществует. И я подозреваю, что и в Москве, и в Архангельске эти разные миры не всегда были дружны, но сейчас, мне кажется, терпимее друг друга воспринимают музыканты из разных стилистических групп. Я помню, какое было отторжение к авангарду среди музыкантов и в Москве, и в Питере.

Об этом, кстати, говорил Владимир Борисович Фейертаг, когда на его фестивале «Осенние ритмы» он тоже стремился к тому, чтобы всё уживалось. И он рассказывал, что когда на сцене выступал «Ленинградский диксиленд», подходит Сергей Курёхин, тогдашний лидер авангардной джазовой сцены Ленинграда, и говорит: «Ну зачем вы приглашаете диксиленд? Это же музыка из прошлого!» А между тем они блестяще играли! И наоборот, когда выходили на сцену участники «Трио Ганелина», к Фейертагу подходили ребята и спрашивали: «Володя, зачем тебе это нужно? Пусть будет нормальный джаз». У него хватало ума, интуиции совмещать и то, и другое в одном фестивале.

И я думаю, что сегодняшняя картина в Архангельске позволяет к этому стремиться. Похоже, Тим Дорофеев хочет не просто играть внятную, простую музыку, но и уходить иногда в атмосферные состояния, связанные с импровизацией и современной стилистикой. Он продолжает что-то искать! Фестиваль сейчас широко представляет разные джазовые направления. При этом не надо пытаться быть похожим, копировать, повторять за Резицким.

Архангельские музыканты на сегодняшний день видели много чего благодаря этим самым фестивалям. Их не удивит никакая стилистика. Любой иностранный гость, который нуждается в сопровождении, в ритм-секции, найдёт понимание. Архангельские музыканты не будут удивляться ни тому, ни другому. Они открыты для всей музыки мира. И в этом тоже специфика Архангельска.

Душевное тепло, мне кажется, — главное составляющее, что отличает всё, что связано с Архангельском