Джазовый фестиваль — это культурная инъекция

Тимофей Аркадьевич, давайте с самого начала фестивалей? С 1982 года. Были ли вы уже тогда связаны с джазом?

Да, я учился в Архангельском музыкальном училище, и как студент я уже познакомился с джазовой музыкой и стал посещать фестиваль «Дни джаза». Сразу же окунулся в эту удивительную атмосферу. Я пытался играть в разных составах, разных ансамблях. Вообще, мои первые музыкальные опыты были очень разные. Я играл и рок-музыку, участвовал в первых рок-фестивалях, которые проходили в ДК завода «Красная Кузница». А потом в училище стал заниматься джазом, и, посетив «Дни джаза», я познакомился с музыкантами, стал постоянным зрителем, а потом уже и участником этих фестивалей. Помню, в училище нужно было писать реферат и выбрать тему, я взял тему «Джаз-группа «Архангельск». Я изучал джазовые школы, слушал разную музыку, но иногда музыки на пластинках не хватало. Я приходил в ресторан «Юбилейный», где играла джаз-группа «Архангельск» во главе с Владимиром Резицким, слушал живые выступления. А у Резицкого была большая коллекция джазовых пластинок, и я просил его дать послушать. На что он мне всегда строго говорил: «Я тебе, конечно, дам пластиночку послушать, но не дай бог там будет царапина». И я с таким пиететом и трепетом слушал Чарли Паркера, Майлза Дэвиса, Джона Колтрейна. Стал слушать гитаристов блюзовых, — и пошло-поехало. Заболел, заразился. А еще у нас в училище был предмет «История джаза», его вела Елена Сергиевская. Она очень интересно рассказывала, эмоционально, вдохновляюще. Она внесла большую лепту в то, что я заболел джазом. Она была соведущей «Дней джаза», и была программа просветительская с Резицким — он играл, а она рассказывала о джазе.

Как фестиваль влиял на атмосферу в городе, на людей?

«Дни джаза» — это всегда было событие. Резицкий умел создать предвкушение этого фестиваля. Все ждали, готовились. Был период, когда фестиваль делился. Половина традиционных музыкантов, половина современных, авангардных. 

В конце «фишкой» фестиваля стал только современный джаз. И были удивительные поездки на Соловки, которые все вспоминают с большой теплотой до сих пор. И музыканты стремились попасть в Архангельск на фестиваль. Перемешивалась джазовая тусовка. Некоторые музыканты впервые встречались и делали джем-сейшены на пароходах. Это запоминалось и стало традицией. Это всегда был очень разнообразный фестиваль. Мекка музыкантов. Фестиваль всегда сопровождался выставками, перформансами с театром Панова, с театром танца Богомолова. Своего рода фестиваль искусств.

А когда вы начали участвовать как музыкант?

В 1994 году Владимир Петрович Резицкий пригласил меня в последний состав группы «Архангельск»: Алексей Барандов на барабанах, Виктор Коренев на контрабасе и я на гитаре. Это было время открытий и откровений. Я никогда до этого не играл авангард! Во всё приходилось въезжать с ноля. На репетициях была очень интересная система. Мы начинали с одной ноты 10 минут, потом вторую ноту добавляли, потом третью. Фразы были длинные, и могли два-три часа одну фразу «пилить». Чтобы сыграться, нарабатывали звукоизвлечение, ритм, энергию. Ты играешь, играешь, что уже всё, надоело, и вдруг Резицкий отпускает: «Играем свободно!» Он доводил нас буквально до исступления. Мы выползали на карачках с этих репетиций. Школа мощная. Это было интересно. Потом он привлек меня в помощники организатора фестиваля. 

В общей сложности семь лет я участвовал в его проектах и разных составах. Чтобы выносить такие нагрузки, Резицкий заставлял нас держать физическую форму. На гастролях мы занимались йогой, бегали, ходили в баню каждую неделю, делали зарядку, гимнастику. Очень много у нас было философских разговоров. Вместо репетиций он задавал мне каверзные вопросы, а я должен был на них отвечать, как понял то или иное. Резицкий был очень деятельный человек, но при этом очень эмоциональный, он просто не мог сидеть спокойно, но, к сожалению, чиновники в те времена больше мешали, чем помогали. Приходилось постоянно просить, обивать пороги, доказывать. Видимо, это повлияло на его ранний уход из жизни, хотя он был очень крепкий физически человек.

Как вам пришло это решение — взвалить на себя фестиваль?

После смерти Резицкого и болезни Владимира Турова я просто понимал, что фестиваль может просто исчезнуть, провалиться в небытие. Чиновники, мягко говоря, прохладно относились к фестивалю. Приходилось буквально бороться за бюджет. Доказывать, что фестиваль необходим. Я знал ситуацию изнутри. Я видел, как до определенного периода всё шло хорошо, но в какой-то момент пошло на убыль. Крупные спонсоры стали отваливаться, нужно было работать с бюджетом. Мне приходилось залезать в долги, в кредиты. Нужно было спасать фестиваль. А людям не объяснишь, как это всё делается. Людям нужен праздник. Каждый год — это борьба с чиновниками, им нужно только массовое искусство. Я приходил к губернаторам, отстаивал свою точку зрения, доказывал важность фестиваля для Архангельска, для имиджа города, для его культуры.

Какие наиболее запоминающиеся фестивали сразу на ум приходят?

Конечно, запомнился фестиваль 2010 года — первый фестиваль, который проводил я. Потом был фестиваль, посвященный 75-летию Резицкого, уже в рамках Archangelsk Music Weeks. Кстати, он побил все рекорды по посещаемости. Мне нелегко было принять решение о слиянии с другим брендом, потому что «Дни джаза» всегда стояли обособленно в культурной программе Архангельска. Но при объединении я получил государственную поддержку — часть моих текущих организационных обязанностей снялась, а реклама стала более мощной. В итоге в рамках Archangelsk Music Weeks фестиваль «Дни джаза» стоит обособленно, и за это я всегда буду биться. В целом это очень хорошая форма музыкальных недель, которая, насколько знаю, проходит не только у нас, но и в Москве, и за границей. Я очень доволен результатом. В первый год объединения был прорыв: пять дней, и каждый — полные залы! Это был один из самых звездных фестивалей: американское супертрио Оз Ной — Джимми Хэсли — Деннис Чемберс, один из самых ярких российских ­барабанщиков Саша Машин и танцовщица Алина Сокульская, Леонид Пташка из Израиля, американки Сай Смит и Шанна ­Уо­­терстоун. Мы много работаем над фестивалем, и благодаря большой этой деятельности фестиваль всё еще существует. В этом году будет юбилейный, 40-й фестиваль! Постоянное присутствие джаза в городе воспитывает новое поколение музыкантов и зрителей. Но «Дни джаза» — это костяк, основа. Резицкий, Туров, я — каждый делал его по-своему.

Как формируется лайнап фестиваля? Как отбираются музыканты?

Заметно, что многие музыканты из раза в раз ездят на фестиваль. Например, Алексей Круглов говорит, что он как дома в Архангельске.

У каждого организатора, продюсера есть свой вкус, свои фавориты, свои предпочтения. Я когда начинал, старался привлекать знаковых музыкантов, которые уже стали звездами джаза. С кем-то уже был знаком, с кем-то знакомился заново. Я всегда пытаюсь сделать некий сценарий фестиваля — интро, развитие, кульминация, финал. Я стараюсь соблюдать разнообразие, дать возможность и молодым музыкантам, и знаковым. Со многими музыкантами мы подружились, делали совместные проекты. Нам приходится очень много ездить на гастроли, и мы видим и организацию, и программу других фестивалей. Могу точно сказать, что наш фестиваль отличается от многих по качеству организации и разнообразно подобранной программе. И те, кто к нам попадают, говорят то же самое. Мы пытаемся сохранить эту высокую планку.

Как вам кажется, можно говорить о феномене архангельского джаза?

Я называю то, что мы играем, русской импровизационной музыкой, потому что она большей частью авторская и основана на северном фольклоре. Мы сотрудничаем и с фольклорными исполнителями, такими как Сергей Старостин, и с Северным хором. Мы гнем свою линию. Но вокруг музыки всегда есть споры, и это хорошо.

Помню, как-то ко мне подходят два зрителя после концерта на фестивале, и один говорит: «Вот этих ты пригласил — хорошо, а тех-то зачем?» Тут же подходит второй и говорит совершенно обратное. На что я им отвечаю: «Ребята, вы поговорите между собой. Тебе понравилось одно, тебе другое. Обменяйтесь впечатлениями». Это делается для того, чтобы выбор был у людей. Если выбора не будет, то и развития не будет. Будет междусобойчик, клуб по интересам. А музыка развивается независимо от нас. То, что раньше было авангардом, считается теперь классикой.

Когда ты даешь интересные вкрапления, ты людей в разные состояния вводишь. Как сказал Сергей Капица, нужно культурные инъекции впрыскивать в народ. Чтобы массовую культуру разъедало потихоньку. Джазовый фестиваль в Архангельске является этой культурной инъекцией — антибиотиком против масскульта. И джаз-клуб, который пару лет назад открылся в центре города, — это тоже для поддержания джазового присутствия в городе. Я всегда поражаюсь, почему джазовых музыкантов не приглашают в течение 30 лет ни на одно городское мероприятие? А потому что нужны мальчики и девочки, пляшущие под фонограмму, нужна массовка, индивидуальность не нужна, она слишком сложна, заставляет думать.

Этот низкий уровень массовой культуры нас тянет вниз, а потом мы пожинаем эти плоды. Но есть и положительные моменты. Недавно нас неожиданно пригласили поучаствовать с Северным хором в концерте в Кремле, посвященном 85-летию Архангельской области. Я бы посоветовал всем чиновникам в обязательном порядке посещать наши фестивали и концерты!

Вы создали в Архангельске настоящий джаз-клуб. 
Считаете, это обязательная опция для города?

Для такого джазового города, как Архангельск, конечно, обязательная! Джаз-клуб — это пульс джазовой жизни, точка, где поддерживается творческое кипение. Но на самом деле дается клуб, конечно, непросто. Мы арендуем помещение — возникает много вопросов, в том числе по организации кухни, банкетов, закрытых вечеров. Я люблю придумывать себе ребусы и разгадывать их. Обратного пути нет. Мы боремся за каждого зрителя, нам важно, чтобы в клуб ходили не только на концерты, но и просто на чашечку кофе или на лекцию, творческую встречу. К слову, Архангельск — очень творческий город. Мы много ездим по разным городам и редко видим подобное. И музыканты со всего мира рады, что у нас есть джаз-клуб.

Тимофей Аркадьевич, откуда черпаете энергию для постоянного горения? Где берется уверенность, что следующие фестивали будут?

Это просто миссия, которую ты должен выполнить. Я такой человек, которому нравится решать трудные, интересные задачи. Вызовы самому себе. И когда ты решаешь одни, начинаешь накручивать себе новые, потому что понимаешь, что процесс нельзя останавливать. С одной стороны, это убивает творчество, но с другой стороны — дает энергию, чтобы творить! Такая диалектика получается.