Андрей Кондаков. Архангельские музыканты открыты для всей музыки мира
Андрей, расскажите, когда вы впервые услышали такое понятие «архангельский джаз»?
Кондаков: Я думаю, что здесь надо говорить в первую очередь о джаз-группе «Архангельск». Впервые я увидел их, что называется, «живьем» в Ленинграде на легендарном фестивале Владимира Фейертага «Осенние ритмы» в начале 1980-х годов. И я помню даже название композиции «Basam» — самба наоборот, или «Матрена Кузминишна». Тогда у них было театрализованное шоу, они, как рыцари, с ведрами на голове выходили на сцену. Это было очень ярко, необычно.
Проект назывался «ГЛСНТ», т. е. гласность без гласных букв.
Да, это как раз было самое начало перестройки. Потом я встречал архангельских музыкантов в Польше на фестивале «Джаз Джембри», где они выступали, а я ездил слушать Майлза Дэвиса, и там мы много общались с барабанщиком Олегом Юдановым. И уже позже я познакомился со всеми архангельскими музыкантами лично, когда я впервые попал в Архангельск на фестиваль «Дни джаза» в 1990 году уже в составе нашего квартета с гитаристом Андреем Рябовым. С нами играл то Борис Козлов, известный контрабасист, который сейчас в Америке играет со многими звездами, включая Mingus Big Band, то Виталий Соломонов. В Архангельск мы приехали в наш самый активный период — мы тогда много выступали за границей, на фестивалях в Швеции, Финляндии, Швейцарии, Германии. Там я вновь услышал ансамбль «Архангельск», и это был полный восторг! И поразила тогда, конечно, архангельская публика. Очень ощущалось это северное тепло, какое-то очень особенное, и, конечно, наслушанность, восприимчивость, открытость, музыкальная культура. До этого я прожил 10 лет в Петрозаводске, тоже достаточно северном городе в Карелии, но архангельское гостеприимство меня совершенно покорило. Видно было, что публика воспитана, знает, на что она приходит, что она хочет услышать, причем поразило именно то, что люди открыты для разных стилей и направлений, готовы слышать новое, необычное. Резицкий и ансамбль «Архангельск» исповедовали современную экспериментальную стилистику, стремились к поиску какого-то собственного музыкального языка, старались быть оригинальными. Собственно, действительно, на волне перестройки им удалось найти свое лицо. Именно благодаря этому они были желанными гостями на многих фестивалях в мире. И где-то в это же время я — человек, воспитанный на мейнстриме, в каком-то смысле на композиционной музыке Чик Кориа и Херби Хэнкока, — начинаю интересоваться актуальной экспериментальной музыкой. У меня в этот период начинает меняться в голове отношение к современной музыкальной стилистике. Кроме того, я познакомился с моими будущими партнерами — трубачем Славой Гайворонским и басистом Владимиром Волковым, которые в свою очередь активно сотрудничали с Владимиром Тарасовым, тоже, кстати, бывшим архангелогородцем.
Может быть, в какой-то степени джазовая атмосфера в Архангельске на меня повлияла. Здорово, когда ты не просто играешь музыку как талантливый имитатор, делаешь то, что делают тысячи других музыкантов, а находишься в каком-то непредсказуемом свободном поле. И все равно в этой музыке, в свободной импровизации есть какие-то свои рамки, правила, чувства стиля и вкуса, чувство меры. Все это очень важно, потому что нет ничего страшнее не только плохого академического джаза, но и плохого фри-джаза. Это ужасно, когда музыканты выходят на сцену и просто издают случайные звуки, толком не понимая, что они хотят сказать. И вот в этом смысле пример ансамбля «Архангельск» — у Резицкого все было выстроено, слаженно, чувствовалась какая-то концепция, ясность высказывания.
А какой-то опыт общения с Резицким случался личный?
Кондаков: Не скажу, что наши встречи были частыми. Конечно, мы встречались в Архангельске на фестивале, пересекались на фестивале в Вене, назывался он «Хорошие новости из России». Я там выступал вместе с Аркадием Шилклопером и Игорем Бутманом. Это были две разные программы. И с нами, кстати, играл Владимир Волков — контрабасист. А Владимир Резицкий выступал как раз в составе ансамбля «Московские композиторы». Туда входили все наши известные авангардисты, включая Славу Гайворонского и Володю Тарасова, а руководил лондонский пианист Владимир Миллер. Был еще интересный проект на троих — «Владимир Трио»: Миллер, Резицкий и Тарасов. Я помню, мы сидели в номере у Славы Гайворонского как раз с Володей Резицким. Просто болтали, как-то хорошо проводили время. Это, пожалуй, последние мои воспоминания о Резицком.
Я знаю, что вы часто выступали в Архангельске и после ухода Резицкого в 2001 году, расскажите о наиболее ярких моментах.
Да, с Полом Болленбеком и с бразильским проектом, и, помню, были концерты с вокалистом Джей Ди Уолтером, но это уже совсем недавно. Кстати, один из первых приездов был связан с архангельским гитаристом Юрой Силикиным, который позже перебрался в Петербург и был арт-директором здесь в одном из джаз-клубов. И вот он организовал концерт в Архангельске. Мы ездили тогда вместе с Владимиром Фейертагом. Как раз тот случай, когда я недооценил северные особенности Архангельска — очень большой контраст в сентябре между Питером и Архангельском, — было очень холодно. Один из последних таких ярких проектов, которые мы показывали в Архангельске, был квартет “Treskatresk” с Владимиром Волковым, Ула Асдаль Рокконесом и Пером Оддвар Йохансеном. Сначала мы написали музыку для немого фильма «Третья мещанская» для кинофестиваля в Тромсе. Это стало началом нашего сотрудничества. Выяснилось, что мы не хотим останавливаться на этом, и здорово, что есть у Баренцева региона возможности поддерживать своих музыкантов и находить возможности приглашать норвежцев в Архангельск. Мы записали пластинку, и был концерт в Архангельске.
Когда говорят о фестивале «Дни джаза» в Архангельске периода Резицкого, все отмечают его оригинальность и отличие от других фестивалей в первую очередь потому, что это был чуть ли не единственный в стране фестиваль с явным уклоном в импровизационную, свободную музыку. И, конечно, все вспоминают морские поездки на Соловки. В этом была его «фишка». Как вам кажется, у современного архангельского фестиваля в чем главная «фишка»?
Самое важное, что подхватили дело Резицкого, взяли в свои руки. Володя Туров делал все, что в его силах. Были интересные живые фестивали, на одном из них мы играли по приглашению Турова с Гайворонским, Волковым, Чекасиным и Тарасовым. И я думаю, что все-таки благодаря тому, что живы партнеры Резицкого Дорофеев, Юданов, Ковалев, Седовин, Клишин, чувствуется на архангельском фестивале тенденция, связанная с современной стилистикой. С архангельскими музыкантами активно сотрудничают Алексей Круглов и многие другие музыканты. Все мы в каком-то смысле на связи и всегда рады друг друга видеть.
В чем специфика фестиваля? Да никуда не делось это тепло архангельское! И, слава богу, что Тим Дорофеев оказался не только замечательным музыкантом, но и надежным организатором, который взваливает на себя все эти усилия по регулярному проведению фестиваля. Здорово, что ему удалось открыть джаз-клуб в Архангельске! Это, конечно, очень непросто ему дается, но клубная деятельность, я думаю, подпитывает устремление всех архангельских музыкантов. Потому что кроме современной стилистики, в Архангельске всегда были музыканты, настроенные на волну мейнстрима, — пианисты Игорь Горьковой и Валентин Зеленов, саксофонист Виктор Хабаров, Анна Акимова, Алексей Питалов и многие другие. Это все очень талантливые люди. Я просто дружу с многими архангельскими музыкантами. Это всегда большая радость, когда мы встречаемся. И опять повторюсь, это душевное тепло, мне кажется, — главное составляющее, что отличает все, что связано с Архангельском. Это не значит, что в других местах люди лишены этого тепла, но в Архангельске это совершенно особое ощущение. Когда я туда попадаю, я чувствую себя очень комфортно. И кстати, наши западные друзья, в том числе и норвежцы, тот же Ула Рокконес из нашего проекта, он просто в восторге от Архангельска! Я не знаю, откуда это идет, может, генетически заложено, в противовес этому суровому климату идет какая-то отдача душевная… +